Милош Раонич: “Я хочу стать номером один в мире”
«Докажи, что ты настоящий мужик!», – кричал на меня Джон Макинрой в тесной раздевалке за кортом № 2 на “Уимблдоне”.
Никто до этого еще не выражал сомнения в моей силе.
Это было в четвёртом круге турнира во время вызванного дождем перерыва в матче. Давид Гоффен доминировал в матче со мной в течение двух сетов. За всю мою карьеру я не только никогда не отыгрывался со счёта 0-2, но и никогда не выигрывал третий сет, потеряв предыдущие два.
В этот раз я все же выцарапал брейк и выиграл сет. И тут пошёл дождь.
Я сидел, скорчившись, в исторической раздевалке “Уимблдона”, пока Макинрой ругал меня почём свет стоит. Я вернулся на корт с большим желанием сказать слово. Я вернулся победить и в итоге выиграл этот матч со счётом 4:6, 3:6, 6:4, 6:4, 6:4.
Я ощутил чувство величайшего облегчения. Я чувствовал, что преодоление сложностей этого тяжелого матча станет поворотной точкой в моей карьере.
Мои тренеры Джон и Карлос Мойя были согласны со мной. На следующий день они оба отвели меня в сторону и сказали, что мое победоносное возвращение может быть очень серьезной поворотной точкой, если я использую этот опыт как базу для выстраивания себя. Я горел желанием именно так и сделать.
Я всегда был человеком, который идет своим путем. Я не был одним из тех детей, которые приезжают во Флориду учиться в дорогой теннисной академии и закрытой школе. Я тренировался на своей родине, в Канаде, до того момента, как стал профессионалом. Это был мой путь, и тот момент на “Уимблдоне” дал мне возможность подумать, как я пришёл туда, где нахожусь.
Моя семья – родители, брат, сестра и я – переехали в Канаду из Черногории весной 1994 года. Моих родителей повергло в шок, что в апреле здесь еще лежал снег. И не то чтобы земля была им слегка присыпана, это были большие сугробы. Добро пожаловать в Канаду! Оба моих родителя инженеры. Они дали себе год, чтобы найти работу по профессии – на что-либо другое они были несогласны.
Они получили работу в один день, и наша семья начала чувствовать себя в Канаде устроившейся, как дома. Я искренне уверен, что своё отношение к работе унаследовал от своих родителей, с которыми до сих пор общаюсь каждый день хоть 30 секунд, хоть 30 минут.
Мы приехали в Канаду, обладая ограниченными средствами. Но, как только родители нашли работу, они отдали нас в спортивные секции. Они оба занимались спортом в детские годы, и можно даже сказать, что мой соревновательный дух достался мне от мамы.
В 1999 году мой отец записал меня в теннисный лагерь, потому что он был близко к нашему дому в Бремптоне, недалеко от Торонто. Что интересно, поначалу теннис мне не понравился – мне доставляло большее удовольствие играть в уличный хоккей, который был любимым спортом всех канадских детей в наших окрестностях.
По счастливому стечению обстоятельств я попал к тренеру по имени Кейси Кертис. Он был моим тренером первые девять лет моего, так сказать, «теннисного существования» и разглядел во мне потенциал. Кейси сказал, что у меня есть будущее в спорте, и что я должен играть в теннис пять-шесть дней в неделю. На тот момент я не играл даже более-менее регулярно, поэтому мне показалось, что это очень много. Но мой отец сказал, что, если я хочу максимально использовать возможности, предоставляемые лагерем, я должен сказать тренеру, что хочу участвовать в матчах минимум дважды в неделю. Я был таким ребёнком, который всегда слушался отца.
Ещё одна вещь, которую стоит знать о моих родителях – за что я им очень благодарен – это то, что с самого начала их позиция была следующая: «Мы не знаем ничего о теннисе и не собираемся обсуждать с тобой стратегию игры. Пока ты хорошо учишься, ты можешь заниматься теннисом столько, сколько хочешь».
Они отдали все вопросы тенниса моим тренерам. И в длинных переездах между турнирами мы никогда не разговаривали об игре – отец давал мне решать математические уравнения. Мы до сих пор так и не обсуждаем теннис. Но родители постоянно всеми силами поддерживали мою страсть к игре, и это всегда мотивировало меня. Я знал, что должен оправдать это.
Мои родители не имели возможности оплачивать корт в частном теннисном клубе в городе – насколько я помню, тогда он стоил примерно 24 доллара в час. Но опять же они были очень целеустремленными людьми – они оба тратили часы на дорогу из пригорода на работу и обратно, чтобы сделать нашу жизнь лучше.
Мой отец договорился с клубом, что за ежемесячную плату в 200 долларов мы можем свободно пользоваться теннисной пушкой с 6 до 8 утра и с 9 до 11 вечера. Что мы и делали. Каждый. Божий. День. Пять дней в неделю.
Даже зимой, когда отопление к нашему приходу утром ещё не успевало прогреть всё должным образом, так что в первый час я бил по мячу не переставая, чтобы согреться. Именно тогда я влюбился в теннис.
Даже тогда я знал, что хочу большего в этом спорте. Моя позиция была такова: если я достаточно тяжело работаю и отдаю всего себя тренировкам, я могу осуществить мои мечты.
Оставив позади Гоффена, я продолжал показывать хорошую игру. В четвертьфинале я обыграл в четырёх сетах Сэма Куэрри.
Следующим моим противником был Роджер Федерер.
Лучший игрок за всю историю Уимблдона, затмивший на траве даже моего кумира детства Пита Сампраса, ждал меня в полуфинале.
Утром перед матчем я стоял на Центральном корте – том самом, где Сампрас обыграл Патрика Рафтера в финале в 2000 году и выиграл свой рекордный, тринадцатый турнир “Большого шлема” (я смотрел видеокассету с записью этого матча, наверное, тысячу раз). Я знал, что Роджер играл в 10 предыдущих полуфиналах “Уимблдона” и за все эти матчи проиграл только один сет. Один. 10-0 по матчам и 30-1 по сетам. Невероятно. Я работал с такими замечательными тренерами, как Рикардо Пьятти, Карлос и Джон, и я хотел извлечь максимум из нашего сотрудничества. Я себя сильно «накрутил», потому что несколько лет назад Роджер нанес мне самое разгромное поражение – в 2014 году в полуфинале “Уимблдона” – 6:4, 6:4, 6:4. Мне понадобилось много времени, чтобы пережить это.
Я жаждал реванша. Я хотел не просто сказать слово, но сделать заявление.
Этот матч вызывал те же мрачные чувства, что и игра 2014-го. Несмотря на то, что я выиграл первый сет, я не доминировал на корте, а держался, как мог. Он был лучше меня, и даже к началу четвёртого сета у него всё равно были все шансы победить меня. Но я просто сказал себе: «Не упусти, не упусти, ты можешь играть лучше». Мне надо было открыть в себе «второе дыхание». Я знал, что оно у меня есть. Я нашел его в игре с Гоффеном.
Неожиданно, на подаче Роджера, когда общий счет сета был 5:6, а в этом гейме он довел до 40-0, я хорошо отыграл одно очко. В этот момент Федерер более, чем когда-либо напоминал простого человека – и он сделал двойную ошибку на подаче. Ровно.
Внезапно мне пришла мысль: «Я могу обойти Роджера в этой игре».
Подобные возможности в матчах против кого-то из «Большой тройки» (Новак Джокович, Рафаэль Надаль и Роджер) выпадают невероятно редко. И ты просто обязан ими воспользоваться.
После этого всё закрутилось очень быстро, и я победил лучшего игрока за всю историю “Уимблдона” со счётом 6:3, 6:7 (3), 4:6, 7:5, 6:3. Все в моей ложе были вне себя от восторга. А я так и не смог насладиться моментом, потому что был поглощён мыслями о том, что мне надо сделать для победы в финале. Это был мой первый финал турнира “Большого шлема”, и я был зациклен на нём. Я планировал и планировал, не переставая.
Энди обыграл меня в тех сетах. Разочарование от поражения я переживал сильнее, чем радость от победы над Роджером в полуфинале.
Это стало очень значимым и важным открытием для меня – я ненавижу проигрывать больше, чем люблю выигрывать.
Давление на Энди было более сильным, но я старался относиться к финалу “Уимблдона” как к любому другому матчу.
Оглядываясь назад, я понимаю, что это как раз то, чего я не должен был делать. Я должен был принять тот факт, что это не обычный матч. Я думаю, что окажись я снова в этой ситуации, я бы сделал многое по-другому. Под конец турнира у меня родилось чувство, что я, наконец, нахожу тот путь, по которому должна пойти моя карьера.
И поэтому этот US Open является одним из важнейших турниров в моей карьере.
Я должен мобилизовать все свои внутренние силы с первого дня жеребьёвки. Когда я смотрел повторы матча против Федерера, я чувствовал, что вкладывал в игру каждую каплю своей энергии. И это было видно. Но я видел разницу в моей самоотдаче в полуфинале и финале – в важных моментах матча против Маррея её не хватало. Я подавил свои эмоции, не давал им выхода. Это самое большое сожаление, которое я имею по поводу вообще-то колоссального момента в моей карьере.
Я многое узнал о себе за прошедшие 18 месяцев. Я иду по этому бесконечному пути самопознания и совершенствования различных областей моей жизни.
К примеру, я научился любить галереи искусств – Джон является увлеченным коллекционером предметов искусства, и мы любим поговорить об этом во время дороги. Я до сих пор вспоминаю выставку Яёй Кусамы, которую мы с моей девушкой Даниэль посетили в галерее Виктория Миро в Лондоне. Мне нравится, что посещение галерей не выматывает меня физически, а стимулирует. Таким образом, у меня есть отдушина, которая не забирает у меня энергию, предназначенную для игры в теннис.
За прошедший год я также посетил больше концертов, чем за всю свою предыдущую жизнь. В июне я, Даниэль и Джон ходили на концерт Coldplay на стадионе Уэмбли. Меня просто унесло.
На концерт пришло около 78 000 зрителей. Одно из самых невероятных чувств – стоять на сцене перед морем людей, которые пришли сюда ради тебя и слушают каждое твое слово. Я был захвачен моментом. Я хочу испытать это же чувство на корте.
В теннисе мы, так сказать, заставляем публику разделяться, болея за разных игроков. Но US Open непохож в этом на другие турниры “Большого шлема”. Игра в Нью-Йорке – это одно из лучших моих впечатлений. “Уимблдон” заставляет испытывать к себе особые чувства и обладает несравнимым с другими мэйджорами престижем. Но мне, выросшему на просмотре североамериканского спорта, наэлектризованность US Open – его крикуны и хулиганы на трибунах Флэшинг Медоуз – всегда дает дополнительный импульс энергии.
Что касается моей карьеры, я горжусь собой, что использую все средства и возможности – идёт ли речь об игре на корте или о людях, которых я выбираю, чтобы помочь мне раскрыть максимум моего потенциала. Я действительно стараюсь вкладывать все, что можно, и отсекать всё лишнее.
Помню, на моём первом турнире “Большого шлема” в 2010 году меня спросили, чего я хотел бы достичь в спорте, и я ответил, что хочу стать крепким игроком топ-50 и, возможно, даже войти когда-нибудь в первую десятку. Теперь мои ожидания поменялись кардинальным образом.
Я хочу быть номером 1 в мире. Я хочу, когда-нибудь оглядываясь на пройденный путь, знать, что я сделал всё, что мог. Это значит выиграть турнир “Большого шлема” или несколько таких турниров.
Раз уж я приехал в Нью-Йорк, есть одно, что заставляет меня идти вперед: я ненавижу проигрывать. Я никогда не смогу смириться с поражением. Я приму его достойно, но не смирюсь.
Это то, что я хочу сказать.
Источник: The Players Tribune
Перевод: Евгения Пятакова
